Как теперь разводятся герои Tatler и чему у них стоит поучиться

Умные люди обещали, что после карантина нас ждет бум разводов. Но, похоже, у героев «Татлера» к ним сформировался иммунитет (ну почти!). Альберт Галеев выяснил у адвокатов, почему расставания в этом светском сезоне проходят бессимптомно.

В апреле, в самый разгар самоизоляции, полно­мочный представитель Правительства РФ в Конс­титуционном и Верховном судах Михаил Барщев­ский вышел в эфир Петербургского международ­ного юридического форума. И сообщил, что начи­ная с середины лета можно ждать взрывного роста числа разводов. Певица Полина Гагарина с фото­графом Дмитрием Исхаковым, а также актеры Га­рик Харламов и Кристина Асмус взяли под козы­рек. Но не герои «Татлера». Последний по времени скандал, достойный более чем половины нашей страницы, случился еще до коронавирусной эры и даже не на Рублев­ке, а в Митино: осенью с боем во всех смыслах делили де­тей бывший топ-­менеджер «Альфа­Капитала» Евгений Жи­вов и его бывшая жена Ирина, люди интересные, но дале­кие от подножия рейтинга «Форбс». (Да, в середине августа Полина Аскери объявила о разводе с Борисом Белоцерковским, но будем считать, что это исключение из правила, — прим. Tatler).

А ведь были времена, когда «Татлер» посвящал страс­тям, вспыхивавшим по итогам минета за шесть миллиар­дов, обложки и саги, над которыми плакали от Барвихи до Находки. Потанины, Рыболовлевы, Песковы, Аршавины, Бондарчуки, вынося сор из своих изб, входили в словарь фразеологизмов светского русского языка. «Я думала, Дима другой», «Я в одиночестве стою на платформе в ожидании поезда под названием «Честь и достоинство Владимира По­танина», «Ты что, собираешься жить одна в трехстах мет­рах?» – сейчас так уже не говорят. Институт громкого раз­вода, для мира «Татлера» даже более системообразующий, чем громкая свадьба, самоизолировался еще до карантина и, кажется, не собирается возвращаться к нормальной жиз­ни, несмотря на его отмену.

В наше трудное не только из­-за коронавируса время ху­дой мир лучше, чем добрая ссора, считает управляющий партнер адвокатского бюро «Духина и партнеры» Екатери­на Духина. «Благодаря цифровизации все мы сегодня жи­вем в «стеклянных домах» – большинство форбсов стре­мятся как можно тише урегулировать любую семейную разборку, чтобы не привлечь излишнего внимания к свое­му бизнесу, прежде всего со стороны государственных ор­ганов. К тому же развод в условиях принудительного воз­вращения средств на родину стал бы для многих россий­ских бизнесменов из списка «Форбс» просто бриллианто­вым. Так что большинство из них сильно изменили свои интимные привычки в сторону укрепления семейных цен­ностей. Супруга одного из моих приятелей часто повторя­ет: «Павел, помни: ничего дороже меня в твоей жизни нет и, учитывая твой возраст и состояние, не будет».

«Большие деньги остались, большие состояния делят­ся. Люди не изменились: они хотят получить больше, – го­ворит старший партнер юридической фирмы «БИЭЛ» Фи­липп Рябченко. – Но постепенно приходит понимание, что выходить со своим разводом в публичную плоскость не всегда здравое решение. И не только потому, что излиш­нее внимание сейчас никому не нужно. Часто это просто вредит делу. У меня недавно была ситуация. Женщина го­ворит: «Я про него напишу везде, помогите мне с прессой». Я отвечаю: «Послушайте, он всем друзьям рассказывает, что жить с вами было невыносимо, потому что вы из всего устраивали истерику и скандал. И вот вы приходите ко мне и первое, о чем просите, – это устроить скандал. Получает­ся, он прав?»

Не способствует появлению новых сюжетов в програм­ме Андрея Малахова и работа Государственной Думы. Осенью в нее внесли законопроект, который вводит но­вое понятие – «общее имущество супругов». Это зна­чит, что все нажитое в браке представляет собой единое це­лое, а не ящик Пандоры, скрывающий разномастные счета, недвижимость, заводы, газеты, пароходы. Делить имущест­во суды станут за один раз: выносится решение о доле, по­лагающейся каждому из супругов, и все найденные затем офшоры и прочие неприятности автоматически делятся со­гласно этим долям, без необходимости оплачивать услуги Александра Андреевича Добровинского еще раз.

«Сейчас новый иск можно подавать хоть каждый день: сегодня я делю стул, завтра – стол, послезавтра – машину, и это будут разные процессы, – объясняет Филипп Рябчен­ко. – После принятия изменений эти процессы будут объе­динены. Но наша главная проблема – не множественность разбирательств, а то, что суд не может заставить стороны раскрыть активы и не помогает в их розыске. Обычно новые иски подаются потому, что супруга или супруг, ини­циируя первое разбирательство, могли не знать весь объем имущества. Иностранные суды и помогают искать, и за­ставляют сообщать об активах, и налагают санкции за от­каз. К примеру, Фархад Ахмедов в какой-­то момент отка­зался участвовать в судебных разбирательствах и был на­казан. То же в каком­-то смысле можно сказать о Сергее Пу­гачёве, деле Игоря Вилинова и некоторых других россиян, которые или прятались на Западе, или просто жили, или отправили на Запад жен, а они там начали судиться. Суд там сам все находит и делит. У нас же он не может заста­вить сторону раскрыть активы, никакой санкции за сокры­тие тоже нет».

Суд по разделу имущества нынешнего шестьдесят вось­мого русского форбса Фархада Ахмедова начался в Лон­доне еще в позапрошлом десятилетии, а развод с женой Татьяной был оформлен в Москве вообще в 2000­-м (прав­да, в позапрошлом году Мосгорсуд все­-таки отказался его признать). В 2016­-м Высокий суд Лондона принял решение, что Татьяне Ахмедовой должны достаться £453 млн – по­сле того, как миллиардер отказался раскрыть документы о своей компании «Нортгаз», продажа которой принесла ему состояние. Юристы считают, что именно этот отказ привел к тому, что была назначена самая большая в исто­рии английского правосудия выплата бывшей жене – со­гласись Ахмедов раскрыть душу и счета, вердикт был бы мягче. Впрочем, бизнесмен все равно платить не стал, по­тому что «не гражданин Великобритании», и вообще: «Де­нег-­то нет! И, как видно, не будет. <...> Замучаются пыль в судах глотать, занимаясь их поисками». Суд все же смог выяснить, что коллекция современного искусства стои­мостью £90 млн и более чем полумиллиардный пакет цен­ных бумаг осели в Лихтенштейне. Но Татьяна получила лишь £5 млн, смогла добиться недолгого ареста яхты мужа, а в нынешнем июне подала новый иск – против сына, кото­рый, по ее мнению, помог папе скрыть активы.

Бывший глава Новороссийского морского торгового пор­та Игорь Вилинов в прошлом году во время развода с женой тоже отказался сообщить суду о своих активах. «Об этом процессе мало кто знал, но я, к примеру, всегда читаю бума­ги английских судов, – улыбается Филипп Рябченко. – Их, к слову, вообще полезно читать». Ири­на Вилинова во время процесса под­робно рассказывала о том, где была куплена та или иная недвижимость. В какой-­то момент бизнесмен пере­стал участвовать в разбирательствах. При этом подконтрольная Вилинову компания подала к Ирине иск с тре­бованием вернуть некий заем. Позже компания свой иск отозвала, но судья все равно посчитал это попыткой оказать на Ирину давле­ние, полностью удовлетворил ее требования (£5 млн) и по­становил компенсировать затраты на адвокатов.

Если жена получает право судиться в Англии, это уже начало переговоров, шутят адвокаты. Еще Остап Бендер го­ворил: умный человек поймет, что часть меньше целого, и отдаст эту часть из опасения потерять все. Однако веч­ный тренд «все дороги ведут разводящихся жен в Лондон» имеет шансы стать so last season. Наши комментаторы вспо­минают свежее, очередное разбирательство по поводу иму­щества между Владимиром Потаниным и его давно быв­шей женой Натальей. В прошлом году, имея на руках дав­ние решения российских судов, она подала в Лондоне но­вый иск о выплате денежного содержания, сославшись на зависимость отечественного правосудия от высокого поло­жения бывшего мужа. Просила треть его состояния, то есть $6 млрд (вот уж магическое число). Владимира Потанина, к слову, защищала Фиона Шеклтон, которая в свое время помогла выгодно развестись Полу Маккартни, а все той же Татьяне Ахмедовой – хотя бы услышать о рекордных от­ступных при оглашении вердикта.

В ноябре Наталье Потаниной отказали с формулиров­кой «Довод о серьезной несправедливости, с которой за­явительница столкнулась за рубежом и исправлять кото­рую она приехала в Англию, не делает Англию и Уэльс под­ходящим местом для разрешения ее спора». Потанина не смогла доказать свою тесную связь со страной. В решении так и сказано: заявительница начала устанавливать связь с британской юрисдикцией только после фактического прекращения брачных отношений и ведения совместного хозяйства в России; Англия стала как минимум четвертой юрисдикцией, в которой Наталья Потанина пыталась де­лить имущество; связь обеих сторон с Россией, где супру­ги родились, жили, заключили и расторгли брак, несоизме­римо прочнее. В переводе с юридического на татлеровский это значит: «Осторожно, двери британских судов закрыва­ются» (английское право – прецедентное).

Дополнительную радость бывшим мужьям должна при­носить перспектива принятия того самого законопроекта об общем имуществе (это собирались сделать весной, но вмешались путинские каникулы, которые погубили не одно хорошее предприятие). Дело в том, что новое понятие «об­щее имущество супругов» будет включать не только швей­царские счета, но и, скажем, норильские долги. Сказано ведь у киноклассика: любишь медок – люби и холодок.

Пока же мужья вынуждены проявлять смекалку. «Ес­ли ваш муж приходит домой и говорит: «Дорогая, мой биз­нес на грани банкротства», это может означать, что он со­брался с вами разводиться, – смеется член петербургской «Юридической Бизнес Коллегии» Виктория Воронкова. – Для пущего эффекта можно еще сделать так, чтобы жена случайно нашла папку с документами и иском. Женщины у нас сейчас умные, брать кредиты на себя отказываются, даже договоры поручительства не подписывают. Тут муж говорит: «Раз так, не знаю, что делать. Если только подписать брачный договор, чтобы спасти хоть что­-то». Хотя бы квартирку, в которой жена с любовью сделала ремонт, – женщинам очень тяжело с квартирками расставаться. Мужчины умело пользуются этой нашей слабостью, пре­красно понимая, что недвижимость – это не актив, а пас­сив. Она не приносит денег, а только их забирает, начиная с коммунальных платежей и налога на имущество и закан­чивая тем, что рост цен на недвижимость остался в про­шлом. В моей практике был случай, когда бывшая супруга подписала брачный договор, по которому получила семи­сотметровую квартиру. А супругу отдала убыточный завод. Сделка казалась удачной, ведь все риски перешли к мужу, а сама она оставалась в шикарной квартире. Брак расторг­ли, счастье обладания продлилось полгода, а дальше закончились деньги платить по счетам, уровень расходов оказал­ся неожиданно высоким. Но если раньше брачные догово­ры оспаривались достаточно легко, то сейчас суды относят­ся к ним с гораздо большим уважением: раз уж подписали, будьте любезны действовать по его правилам».

Читать действительно стоит не только «Татлер». «Возь­мем дело Абызова, – говорит Филипп Рябченко, вспоминая бывшего министра по делам «Открытого правительства», арестованного в прошлом году по обвинению в хищении. – Одна компания предъявила к нему требование на тридцать три миллиарда. Субсидиарно ответственны он, его быв­шая жена и гендиректор. А почему жена? Потому что она какой­-то небольшой период времени была соучредителем компании мужа. Соответственно, принимала решения, а значит, тоже отвечает. Хотя очевидно, что никаких ре­шений она не принимала, просто в какой­-то момент вла­дела долей. Человеку приносят пачку бумаг, она подписы­вает – откуда она знает, что там и как? С кого захотят взы­скать, мы не знаем, может, у нее есть активы, может, у не­го. А может, вообще всё у всех арестуют и только потом бу­дут разбираться, как эти тридцать три миллиарда собрать. Мораль: когда вам что­-то приносят подписывать, читайте. И оставляйте себе копию».

Однако, даже если судебные при­ставы пока не портят вид на ва­ши вековые липы на Николи­ной Горе и вообще дом – пол­ная чаша Bernardaud, это не повод расслабляться. «Недавно была ситуа­ция, – вспоминает Виктория Ворон­кова. – Муж за несколько месяцев до прекращения брачных отношений вдруг стал говорить жене: «Ты у меня такая молодая, такая красивая, боюсь, что ты меня бросишь, оставишь ни с чем». Она говорит: «Да что ты, я тебя так люблю, мне ничего не надо». Пользуясь ее бесконечным доверием, он уговорил ее подписать брачный договор, конечно, выгодный ему. После чего буквально через несколько месяцев ушел из семьи».

При составлении брачного договора адвокаты советуют перестраховаться и учесть основные требования, которые предъявляют к таким документам в других юрисдикциях, даже если ваша ячейка светского общества пока не обзаве­лась домом в Суррее, виллой в Ницце и живописными раз­валинами в Умбрии. Тогда высока вероятность, что после появления активов на Западе договор устоит и в тамошнем суде. «Хотя со своим договором можно приехать далеко не всюду, – добавляет управляющий партнер коллегии адво­катов In Lex Татьяна Яшникова. – Например, попытаться распространить действие брачного договора, заключенно­го в России, в Монако можно, но это сложная история. А вот во Франции тот, кто купил виллу, тот и хозяин. Если приобрели два человека, состоящих в браке, соответствен­но, хозяина тоже два. Если это имущество не прописано в брачном договоре, оно будет поделено пополам. А в Ита­лии вообще нет института брачных договоров плюс очень сложный статус имущества нерезидентов».

Помимо брачного договора адвокаты советуют заклю­чать отдельные соглашения: о порядке воспитания детей (на случай их проживания отдельно от одного из родителей), об алиментах, а также соглашение о дополнительных расходах на детей. В последнее можно вписать ежемесяч­ные выплаты на обучение ребенка в Стоу, которое не по­кроют алименты, также можно учесть компенсационные выплаты бывшей жене. «Такие соглашения – отдельные до­кументы, а не приложения к брачному договору – подписы­ваются и заверяются у нотариуса, – говорит Татьяна Яшни­кова. – Главное – проследить, чтобы в текст был включен пункт, что соглашение имеет силу исполнительного листа. Иначе взыскать деньги по нему будет очень сложно».

Насилие в любых проявлениях, в том числе психологическое, стоит фиксировать сразу же. «Справки если не из травмпункта, то от психотерапевта или психиатра могут помочь, – объясняет Татьяна Яшникова. – Хоро­шо, если там указано что­-то вроде: «Такая­-то сказала, что ей плохо, а плохо ей потому, что муж каждый день говорит, что она толстая, кривая, косая. Мы ей предложили прий­ти вместе с мужем поговорить. Она пришла в следующий раз и сказала: «Муж сказал, что никуда не пойдет, и меня побил». Вообще очень важно собраться и начать бороть­ся за себя и свое имущество. У меня был случай: женщина двадцать лет лежала на диване, смотрела сериалы. А потом увидела, что муж от нее решил уходить, встала с дивана и свернула горы. И имущество поделила, и мужа вернула». Правда, как оговаривается сама адвокат, даже самый гуманный суд в мире на таких бывших жен все чаще смот­рит с позиций феминизма, что уж говорить о судах запад­ных. «Например, английские суды стали уходить от при­суждения компенсаций супругу, который никогда не рабо­тал, хотя домашняя работа, как мы знаем, адский труд, – рассказывает Татьяна Яшникова. – Говорят: «А вы не про­бовали сами заработать, а не требовать все с мужчины, ко­торый с вами давно не живет и у которого уже две другие семьи?»

Случается, однако, что спрашивают и бывших мужей. «Сейчас много женщин, которые сами успешно ведут пред­принимательскую деятельность, занимают крупные посты, имеют хороший доход, – говорит Виктория Воронкова. – Так вот оказывается, они не готовы психологически к то­му, что муж может подать в суд требование о разделе иму­щества. Предлог может быть любым: бизнес не состоялся или работу потерял. Он вообще мог всю жизнь заниматься коллекционированием или лежать на диване. Но такой су­пруг тоже имеет право ровно на поло­вину совместно нажитого имущества.

С правовой точки зрения никаких но­велл здесь нет. Но для женщин, тра­диционно воспринимаемых как сла­бая сторона в семейных отношениях, это большая неожиданность. Доволь­но много времени в подобной ситу­ации занимает не столько юридиче­ская, сколько психологическая под­держка. К счастью, деловая закалка помогает таким жен­щинам быстрее справиться с растерянностью и отстаивать свою собственность с большей эффективностью».

Вообще излишним активизмом в семье иногда вымощена дорога в ад, и это еще один печальный тренд последне­го времени. «В 2018–2019 годах почти в каждом десятом большом деле о разводе возникали уголовно­правовые вводные в виде статьи 159 УК РФ («Мошенничество»), – го­ворит Екатерина Духина. – Фабулу этой статьи можно рас­пространить на практически любое телодвижение стороны в браке (при правильном подходе, конечно). Это средство принуждения к миру в виде «правильного» раздела иму­щества или сокращения объема алиментов. Реже, но тоже случалось, один из супругов наказывал другого за разоча­рование в любви или просто «за то, что ушла», потому что имел большие возможности. Ярким примером служит де­ло «Гришин vs Федосеева», когда муж­-банкир инициировал уголовное преследование в отношении супруги за то, что она не отдала подарки, переданные в браке, и, по его мне­нию, имела нетрадиционные предпочтения в сексе (и это после многих лет совместной жизни). Супруга, несмотря на абсурдность обвинения, была арестована судом и провела в СИЗО десять дней». Еще чаще для принуждения к миру ис­пользуются дети. Они, как формулирует Екатерина Духи­на, «безусловный и категорический аналог материальных ценностей» начиная со времен развода Ольги и Владими­ра Слуцкер и не заканчивая тяжбой Ирины и Евгения Жи­вовых. В последнем случае Никулинский районный суд вы­ нес решение о том, что обе дочери должны остаться жить с отцом. Как комментировала «Татлеру» адвокат Ирины Живовой Виктория Дергунова, причина – в судье, случай не первый.

«Если женщина не страдает алкоголизмом или наркома­нией, детей передают отцу в исключительных случаях, – комментирует Филипп Рябченко. – Отец может их физичес­ки забрать, как было в случае со Слуцкерами. Но если рос­сийский бизнесмен готов бросить здесь все и уехать в стра­ну, где неприменима Конвенция о похищении детей, это его выбор. Для тех, кто собирается оставаться здесь, это путь в никуда. Впрочем, бывает по-­разному. Случай из мо­ей практики: ребенку было лет четырнадцать, его пере­дали матери, отец не возражал. А ребенок просто не хотел с матерью жить – вставал и уходил к отцу. Она приходи­ла с приставами, бывший муж сам говорил: «Сынок, соби­райся. Ну зачем ты? Иди к маме». Он уходил с приставами, а потом приходил к отцу снова».

Внезапно вспыхивающая любовь отцов к детям вполне объяснима опять­-таки непростыми обстоятельствами на­ших дней. «Если плательщик скрывает доход, с него удает­ся взыскать максимум полтора МРОТ; когда же речь идет о давно вышедшем из тени декларанте из списка «Форбса», сумма алиментов может составлять десятки миллионов рублей в месяц, – объясняет Екатерина Духина. – Поэтому суды, рассматривающие дела по определению места про­живания детей, в последнее время в обязательном порядке интересуются доходом законного представителя, который внезапно воспылал чувствами и перевез ребенка к себе».

Но все это в жизни героев и особенно героинь «Татлера» будет потом. «А первым делом надо взять лист бумаги и на­чать с конца, – говорит Татьяна Яшникова. – В конце во­прос будет звучать так: «Что я хочу получить в той ситуа­ции, котороя сложилась в моей жизни?» Если «я хочу оста­вить все, уйти, начать новую жизнь, но так, чтобы дети при­ходили на мой день рождения и раз в пять лет – бывший муж», это одна история. Если «я хочу, чтобы этот мерзавец остался без всего, а у меня было все, что было нажито в на­шем непростом сорокалетнем браке», это другая история. Третья история: «мы прекрасные люди, мы прожили пре­красную жизнь, у нас замечательные дети, но, наверное, на­до сделать перерыв. Не исключeно, что мы опять будем вме­сте, а может, я выйду замуж, а мой муж женится. Но в этой новой прекрасной жизни мы останемся друзьями, всегда сможем друг к другу обратиться, выпить по бокалу, вкусно поужинать». Самое сложное из всего, что вас ждет во время развода, – это сформулировать, чего вы хотите».

---- Tatler

Сколько лондонские юристы зарабатывают на семейных спорах богатых россиян