В конце апреля PLATFORMA, BGP Litigation и Legal Insight запустили совместное исследование об эффективности PR-сопровождения судебных споров. Личным опытом в публичных спорах мы попросили поделиться Викторию Дергунову, партнера, руководителя практики семейного права BGP Litigation, адвоката, медиатора, кандидата юридических наук. Виктория представила три громких кейса из своей практики и ответила на вопросы PLATFORMA Media.
Кейс 1. Бразильский сериал
Впервые привлечь внимание общественности к спору мы решили в 2015 году в деле Мариане Сантос да Коста и Кристиана Кристофовича Дилояля. На первый взгляд — тривиальный семейный спор. Она – родом из Бразилии, с будущим мужем познакомилась на родине, переехала с ним в Россию, где родила ему прекрасную дочь Марину. Однако впоследствии что-то пошло не так, и во время очередной ссоры Дилояль забрал ребенка и скрылся.
Дело попало ко мне через правозащитницу Алену Попову и посольство Бразилии: у Мариане не было ни денег на адвоката, ни знакомств в Москве, ни работы, ни знания языка и тем более каких-либо рычагов воздействия на мужа. Мы вынесли историю в публичное пространство и благодаря этому смогли найти ребенка. Дважды! Первый раз нам позвонили из общины кришнаитов в Нижнем Новгороде и сказали, что ребенок находится у них. Во второй раз отца с дочкой узнал владелец отеля, в который они пытались заселиться после повторного «похищения». Фотография девочки и Мариане в том году была знакома, кажется, каждому, потому что нас показывали по всем телевизионным программам с завидной регулярностью.
Но даже не это самое интересное и показательное в этом деле, хотя воссоединение матери и ребенка — результат, к которому мы изначально стремились. «Вынос сора из избы» в публичное пространство помог Мариане улучшить условия жизни в Москве. При рассмотрении дела в суде на фоне полного неблагополучия супруги у Дилояля была очень сильная позиция: не знает русского языка, негде жить, нет работы – как отдать такой матери ребенка? С помощью телевидения мы нашли ей жилье и устроили в русскую семью няней, то есть обеспечили средствами к существованию, помогли в кротчайшие сроки выучить язык, устроиться на работу, на которой она могла не разлучаться со своей малолетней дочерью. В итоге это позволило получить положительное решение суда в пользу Сантос да Коста как в первой, так и во второй инстанциях.
Вы не поверите, но есть и еще один немаловажный факт, который нам очень помог выиграть суд. «По ходу пьесы» выяснилось, что Кристиан Дилояль на самом деле был не тем, за кого себя выдавал. Неожиданно мы узнали, что его настоящее имя – Андрей Бровкин. 12 свидетелей со всей страны прилетели в Москву за свой счет только ради того, чтобы рассказать суду о том, чем он занимался на протяжении жизни и почему ему никак нельзя доверить воспитание маленькой девочки. В тот момент я точно поняла: гласность как форма защиты работает. Как бы он не старался, Дилоялю не дали закрыть процесс, потому что дело было признано общественно значимым.
Кейс 2. Тихонковщина
С таким хештегом разлеталась в интернете история Анны Мексичевой и муниципального депутата Новодугинского района Смоленской области Тихонкова Кирилла Сергеевича в 2016 году. В эту историю я попала не сразу. В «Русском репортере» вышло интервью Марины Ахмедовой с Анной Мексичевой, в котором девушка рассказала, как отец ребенка отобрал у нее их общего сына, препятствует общению и пытается выставить ее психически нездоровой. После выхода материала на Марину Ахмедову и медиахолдинг «Эксперт» был подан иск от Тихонкова, в котором он возражал против публикации личных данных — своих имени и фамилии, рода занятий, места проживания, семейных подробностей, имени сына — и требовал 4 млн рублей компенсации морального вреда за несогласованное распространение сведений о частной жизни. Я вступила в это дело как адвокат Марины: мы выиграли все инстанции, но не остановились на этом и решили привлечь внимание к проблеме киднеппинга в России. Анна проиграла суд о месте проживания ребенка в первой инстанции, но когда история вышла в публичное пространство, Мосгорсуд изменил решение суда, отдав сына на воспитание матери, а Тихонкова лишили статуса почетного гражданина района.
Больший резонанс в этом деле вызвал вопрос о праве на профессию. Осенью 2016 года Савеловский районный суд подтвердил право журналиста публиковать личные данные людей, на правонарушение которых он хочет указать. В конце мая 2017 года Мосгорсуд оставил решение первой инстанции без изменения. Когда Тихонков подал иск, интервью Ахмедовой удалили с сайта «Русского репортера», а когда мы отстояли ее право на это интервью, другие журналисты и адвокаты стали ссылаться на наш процесс, как прецедентный, в своей практике. Например, сейчас аналогичное дело находится на рассмотрении Никулинского районного суда – иск Живова Евгения к Соловьевой Ксении и Живовой Ирине после выхода ее интервью в журнале Tatler.
Кейс 3. Падение с Олимпа
Третье дело – Ирины и Евгения Живовых – сейчас в самом разгаре. Суть спора стандартная: Евгений Живов, член правления, заместитель генерального директора управляющей компании «Альфа-Капитал», после расторжения брака с Ириной Живовой перестал исполнять ряд обязательств по алиментным соглашениям, что стало предметом нашего обращения в суд. В ответ мы получили встречные иски, требованием по одному из которых стала передача детей на воспитание отцу. Суммарно на рассмотрении Никулинского районного суда г. Москвы на протяжении 2019 года находилось 6 споров супругов, впоследствии 4 из них были объединены в одно производство, в том числе по нашим требованиям о выплате задолженности по алиментам и по его требованию об определении места проживания детей с ним. Мы проиграли абсолютно все споры — ни одно наше требование не было удовлетворено даже частично. Менее, чем через месяц после принятия судом решения о передаче детей на воспитание отцу, Живов в присутствии детей нанес побои Ирине, и совершил иные насильственные действия, в результате которых младшая дочь получила ушибы и ссадины.
Ирина написала об этом на своей странице в Facebook в контексте необходимости принятия законопроекта по борьбе с домашним насилием, вокруг которого на тот момент велось очень много дискуссий. К сожалению, в наше время применением по отношению к женщине физической силы никого не удивишь, но в истории Живовых пострадал ребенок от действий родителя, которому его передал на воспитание суд. Эта история, конечно, вызвала не просто широкий общественный резонанс, но и публичный интерес к теме разрешения споров родителей о детях, исполнения решений судов по таким спорам, беспристрастности Никулинского районного суда, разрешавшего ранее дело Анны Мексичевой, и к теме домашнего насилия как такового.
25 октября 2019 года стало известно, что Евгений Живов больше не является сотрудником компании из ее пресс-релиза, в котором дословно было указано, что «Управляющая компания «Альфа-капитал» разделяет семейные ценности и считает насилие неприемлемым в любом его проявлении».
Для борьбы с домашним насилием в России эта история стала прецедентной. Во-первых, мы смогли изменить отношение к проблеме со стороны бизнеса, который также как и общество отказался его поддерживать молчанием и невмешательством. Во-вторых, это был первый случай в России, когда высокопоставленного топ-менеджера уволили с должности за семейную историю, потому что сработал здоровый механизм института репутации.
Помогло ли нам это как-то? Не знаю, судебные процессы еще не закончены, но уже сегодня нам удалось изменить одно из решений суда первой инстанции в апелляции, снизив сумму взыскания с Ирины в пользу Евгения более чем в 5 раз, что уже победа, так как речь идет о цифрах с 6 нулями. В июне в Мосгорсуде будет рассматриваться наша апелляционная жалоба на решение по детям и алиментам и, конечно, мы рассчитываем, что все нарушения, допущенные Никулинским районным судом в ходе рассмотрения дела, будут устранены. Как минимум мы узнаем мнение старшей дочери по существу спора: несмотря на то, что на момент вынесения решения она уже достигла возраста 10 лет по непонятной нам причине суд так и не спросил ее, с кем она хочет проживать в дальнейшем, хочет ли она остаться с мамой или переехать к папе. Также, мы надеемся получить мотивированное решение о том, почему интересам детей больше не соответствует проживание с матерью, если это действительной так, поскольку суд первой инстанции проигнорировал представленные нами доказательства более чем на 250 листах в подтверждение благополучности условий, созданных Ириной для воспитания и развития детей, не дав им никакой оценки.
- А бывает так, что огласка может навредить?
- Да, конечно. Примером может служить история драматурга Нины Бельницкой, которая выложила у себя на страничке в Facebook пост о нападении на нее бывшего мужа на детской площадке во время прогулки с ребенком. За ночь было сделано огромное количество репостов, даже запущено некое подобие флешмоба «вы знаете этого человека?». События разворачивались с неимоверной скоростью: публичные личности, побои, детская площадка и снова борьба за ребенка. Общественность из женской солидарности встала единым фронтом на защиту Нины. Потом бывшие супруги оба практически в один момент опубликовывали видеозапись, которая вызвала неоднозначные оценки публики. Вроде падение Нины и имело место, как она писала о нем, но было ли оно результатом умышленных действий бывшего супруга – вот в чем вопрос и вот в чем пытались все разобраться и до сих пор разбираются в правоохранительных органах. Это и есть обратная сторона медали. Когда ты «выносишь сор из избы» на суд общественности, ты четко должен понимать, зачем ты это делаешь: чтобы привлечь внимание к проблеме, попросить помощи и защиты? Жажда информации и потребность выяснить истину заставляет публику искать, в том числе, и твои скелеты в шкафу и призывать тебя за них к ответу. В этом случае адвокату бывает не просто, потому что не всегда возможно просчитать все риски и исключить их, не обладая полнотой информации о доверителе и ситуации, которую он далеко не всегда раскрывает, предугадать что, как и куда пойдет. Историю изначально нужно продюсировать и держать руку на пульсе, стараясь не отклоняться от заданного курса и конечной цели.
- Какие каналы вы обычно используете для PR-сопровождения?
- Привлечь общественное внимание к семейному спору на самом деле крайне тяжело. Как говорила одна судья, это «кастрюлькины дела», так что у общества может возникнуть разумный вопрос, какой смысл ему знать, какой суп в них варят? Я против того, чтобы давать информацию и комментарии по делу абсолютно всем без разбора. В этом случае история теряет ценность. Поэтому я стараюсь выбирать средства массовой информации с максимальным охватом и определенной аудиторией. С Мариане Сантос да Коста мы приняли участие в «Прямом эфире» с Борисом Корчевниковым, потому что преследовали цель сделать историю максимально узнаваемой. И им она тоже подходила, так как напоминала настоящий бразильский сериал! Так же активно задействовали региональные СМИ всех тех городов, где подозревали место нахождения ребенка. Эффект был ошеломительный, начали узнавать даже меня: однажды поздно вечером по пути домой заехала на заправку, ко мне подошел мужчина со словами: «А я вас по телевизору сегодня видел, вы бразильской женщиной занимаетесь. Давайте я вам помогу машину заправить, вы наверняка устали».
В истории Марины Ахмедовой мы использовали профильные СМИ. Задача была показать общественную значимость ее истории и рассказать о правовых пробелах в законодательстве. Это, кстати, не относится к пиару, но играет немаловажную роль в суде: «Мы, вроде как, подняли такую социально -важную проблему – неисполнение решений судов по воспитанию детей, отчуждение привязанности ребенка и матери, на которую обратил внимание даже законодатель (тогда мы занимались разработкой законопроекта по устранению тех самых пробелов), а Вы нас за это судить собираетесь и привлекать к ответственности?»
С Ириной Живовой мы обратились в Tatler, который читают такие же женщины, мамы, жены, как она сама. Мы всего лишь хотели получить ответ на один единственный вопрос: «Все ли можно человеку, если у него есть деньги и статус? Вопрос социальной безнаказанности – есть у нее предел или нет?». Надеюсь, скоро мы его получим.
Резюмируя: при выборе инструментов, нужно отталкиваться от цели. А самих инструментов множество: печатные СМИ, телевизионные программы, социальные сети, законодатели, общественные организации – у них тоже множество ресурсов для привлечения внимания и придания вопиющим нарушениям, животрепещущим темам, возмутительным и ужасающим историям публичной огласки. И конечно, необходимо продюсировать все свои выступления и комментарии под выбранную цель, чтобы не отклоняться от нее и держать в руках нить беседы: мы здесь, к примеру, не потому что мама с папой поругались и не смогли поделить ребенка и кто-то из них не исполняет решение суда, потому что с ним не согласен, а потому что у нас нет закона по борьбе с домашним насилием или родительским киднеппингом. Когда ты этим профессионально управляешь, то тогда у тебя и результат есть. А победа без результата – не победа.
- Поддерживаете ли связь с журналистами между процессами, чтобы потом получить от них большую поддержку?
- Конечно, я сохраняю все контакты. И всегда соглашаюсь, когда журналисты обращаются с запросами дать комментарий, что-то написать, потому что иначе это одностороннее движение по двусторонней улице.
- В одном из интервью вы говорили, что в вопросах семейного права юрист должен быть еще и психологом. Должен ли быть юрист еще и немного пиарщиком, когда речь заходит о PR-сопровождении судебного процесса? Или лучше этот вопрос доверять профессионалам?
- Честно говоря, я никогда ни к кому не обращалась именно за профессиональной помощью в освещении своей работы. В 2015 году у нас был такой поток публикаций, программ, сюжетов, что, мне кажется, я на этом деле узнала многое о пиар-сопровождении споров – как надо делать и как делать не надо. В деле Марины Ахмедовой она, как журналист, многое делала сама, моей задачей было только защищать ее и объяснять, о каких именно правовых пробелах в законе идет речь, которые мы считаем важным устранить и которые позволили не исполнять Тихонкову решение суда о передаче ребенка матери длительное время. В деле Ирины Живовой я уже чувствую себя настоящим пиарщиком, но тем страшнее. Когда ты уверен в себе на 100 процентов, то велика вероятность ошибиться. Возможно, передай я дело в пиар-службу, все было бы быстрее и результативнее. Но предположу, это лучше работает в коммерческих спорах – в неких обезличенных процессах. Когда мы говорим о семейной сфере, то здесь большую роль играет искренность и эмоции. Пересказывая историю своими словами, по моим ощущениям, получаешь больший отклик от общества, чем если бы ты зачитал написанную профессиональным пиарщиком речь, пусть даже великолепно выверенную. Я видела, как у журналистов менялось отношение к делу после наших интервью, они выключали диктофон и спрашивали: «Чем я могу еще помочь?» Когда спор идет о человеке, то и вести его должен человек.
----- Елена Селина для PLATFORMA Media
Пройдите двухминутный опрос о практике PR-сопровождения судебных процессов!
