PLATFORMA Media открывает рубрику “Pro bono”. Это цикл интервью с лучшими российскими адвокатами, которые оказывают профессиональную помощь ради общественного блага.
Первый герой — адвокат Дмитрий Джулай, который защищал корреспондента Медузы Ивана Голунова после его задержания.
- что ему принесло участие в самом громком процессе года,
- почему в юридическом сообществе невозможен “эффект Голунова”,
- по каким критериям он отбирает дела для ведения pro bono,
- почему он больше не читает Meduza и не смотрит юридические сериалы.
“Журналистам нечего делить, в отличие от юристов”
— Дмитрий, расскажите как вы стали адвокатом Ивана Голунова.
— Мне позвонила в 4 ночи моя коллега адвокат Светлана Сидоркина. Сказала, что задержали журналиста по подбросу наркотиков, никто не мог приехать к нему среди ночи. В 4.30 я уже был возле УВД.
Тогда я понятия не имел, кто такой Голунов и во что все выльется. Просто поехал помочь журналисту, потому что меня попросили, и никто больше ночью ехать не хотел.
— Как вы узнали, что в кульминационный момент, через несколько дней непрерывной работы, вас заменяют на Сергея Бадашмина? Что почувствовали?
— Сергея Бадашмина начали активно внедрять в процесс, как только возник общественный резонанс. Изначально нам предлагали, что Голунов признает хранение, и за это ему снимают сбыт. Я категорически был против и сказал, что если Бадамшин войдет в дело с такой позицией, то дальше без меня. В итоге через несколько дней, когда суд отказался помещать Ивана в СИЗО, где с ним могли сделать что угодно, откуда он мог попросту не выйти живым в отместку за его журналистскую деятельность, и стало окончательно понятно, что дело начинает разваливаться, мне на телефон в уведомительном порядке пришла фотография заявления Ивана, где он отказывается от моих услуг.
— На Ивана обиделись за такое решение?
— Нет, он пояснил, что на него давили. Но “Медузу” больше не читаю.
— Почему сейчас все больше распространяется схема, когда в финале громких процессов, когда все уже предопределено, зовут медийных адвокатов? Им достаются все лавры, а те адвокаты, которые проводят всю основную работу, выводятся из процесса.
— Такое действительно очень распространено. У меня это происходило не раз и в других делах. Причем с участием тех же самых медийных адвокатов.
Иначе как паразитированием на своих коллегах это не назовешь.
Такая же ситуация произошла в деле Павла Устинова. Адвокат Дмитрий Чешков прекрасно выполнил основную работу в этом процессе, написал апелляционную жалобу. А потом появился звездный адвокат, и невиновному человеку присудили год условно.
Могу предположить, что кому-то понадобился парламентер, чтобы сгладить вину судьи Криворучко, чтобы якобы “плохого” адвоката на первой инстанции заменили на “хорошего”, который все разрулил. Раз он все успешно разрулил, значит виноват бывший адвокат, а не судья. Как-будто это адвокат не хотел смотреть видеозапись и допрашивать свидетелей.
Так было и в деле активиста Константина Котова, которое вела Мария Эйсмонт, когда в финале в него пытались зайти известные адвокаты.
— Почему журналисты так активно поддержали своего коллегу Голунова в сложной ситуации, а у юристов цеховой солидарности не наблюдалось?
— Скорее всего журналистам нечего делить, а юристы так борются за клиентов. В то время как я бегал по больнице, пытался прорваться к Голунову, потому что непонятно что там с ним делали сотрудники полиции, некоторые коллеги подсовывали мне визитки с предложением подключиться к делу. К сожалению, большинство руководствовались не интересами доверителя, а хайпом.
— Как вы относитесь к тому, что сейчас журналисты говорят, что именно они отстояли Голунова, юристы говорят, что они, а правозащитники считают, что без них бы ничего не случилось. Кто все же, по вашему мнению, отстоял Голунова?
— Это совокупный эффект. Но я бы не принижал заслуг юристов.
Если бы я не выявил нужные факты (что Ивана сутки держали без адвоката, не сняли смывы с рук, срезы с ногтей, карманов, с рюкзака) и не рассказал об этих косяках следствия СМИ, отстоять Ивана было бы сложнее.
В то же время если бы СМИ не подключились так активно, никто бы не слушал доводов адвокатов, какими бы грамотными они ни были.
— Как вы считаете, возможен ли в юридическом сообществе “эффект Голунова”? Могут ли юристы массово встать на защиту своего коллеги?
— Среди юристов нет такой корпоративной солидарности. Сейчас очень много дел, в которых адвокатов прижимают. И всегда найдется несколько таких, которые напишут: «Тут все неоднозначно».
Когда я вижу комментарии в адрес адвоката Дмитрия Сотникова, в то время как его в наручниках возят по полу в суде, что тут «все неоднозначно и возможно он не прав», понимаю, что у нас с адвокатской солидарностью все очень плохо. Журналисты, актеры, медики друг за друга, а адвокаты разобщены.
“Помогаю бесплатно, когда нарушаются права человека”
— Как вы относитесь к pro bono и в каких случаях защищаете клиента бесплатно?
— Если меня трогает ситуация, возникает внутреннее возмущение ситуацией и желание помочь, когда нарушаются права человека, я могу взяться за дело pro bono.
Но тут есть тонкий момент. Одно дело, когда ко мне обращается женщина, которую жестоко избил муж. Другое, когда звонит владелец управляющей компании, которого подозревают в мошенничестве, долго рассказывает, как заключал договора с фиктивными фирмами, и предлагает взяться за дело бесплатно. Аргументирует тем, что я сотрудничаю с правозащитными организациями и вообще помогаю людям, попавшим в беду. А у него уголовка, обычное мошенничество.
— Расскажите про историю с бабушкой, которую удалось спасти из СИЗО. Почему решили помочь?
— Я увидел репост на странице своей девушки. Это был пост юриста Дмитрия Чваненко о том, что некую бабушку с букетом заболеваний хотят незаконно упечь в колонию.
В Басманном суде он случайно встретил 66-летнюю пенсионерку Тамару Васильеву, которую поместили в СИЗО из-за того, что она якобы уклонялась от наказания по статье об оскорблении представителя власти. Приговор был вынесен с многочисленными нарушениями. Кроме того, у женщины был ряд заболеваний (опухоль щитовидной железы, миома и проч). Сам Дмитрий не мог ей помочь, так как у него не было статуса адвоката.
В комментариях многие возмущались, мол “бедная бабушка”, но помощь никто не предлагал. Вот я и вклинился.
В итоге мы ее отстояли: бабушку выпустили из СИЗО через 11 дней, хотя изначально ей грозило 3 месяца колонии. Потом сняли с должности главу района в Краснодаре, который написал на нее заявление, сняли судью в Краснодаре, который изменил штраф на ограничение свободы. Потом я и до приставов в Краснодаре доберусь.
— Есть какие-то еще критерии дел, которые вы ведете pro bono?
— По делам, связанным с домашним насилием, помогаю бесплатно из принципа. Не беру денег с журналистов. Журналисты помогают мне, я им. Так я решил после дела Голунова. Любой журналист может ко мне обратиться за помощью. Если не загружен, постараюсь помочь. Также стараюсь браться за дела, связанные с противоправными действиями сотрудников полиции. Если у меня 2-3 платных дела, вполне могу 5-6 дел вести pro bono.
— Как вы относитесь к инициативе по созданию черного списка судей?
— Мысль хорошая. Потому что сейчас та же судья, которая у меня “бабушку” арестовывала, не вникая в суть материалов, арестовала адвоката Дину Кибец, которая вела процессы для “Аэрофлота”. Надо такие моменты предавать огласке.
— Как вообще относитесь к аресту адвокатов, которых “Аэрофлот” нанял при наличии собственных юристов?
— Считаю, что юрист может получать большой гонорар за свою работу. Но сам принципиально с государством не работаю, чтобы в такую ситуацию не попадать.
Кибец, Третьяков… Раз они брали большие гонорары, значит, они оценивали свои услуги таким образом. Не нравится? Походи по рынку, поищи дешевле.
В свое время я участвовал pro bono в споре Алешковского с “Аэрофлотом” как представитель Алешковского. И там весь процесс судились юристы “Аэрофлота”, а потом под конец появился звездный адвокат Жорин. Интересно, привлекут ли его.
“Если есть риск принятия неправосудных решений, нужна огласка процесса”
— Как относитесь к PR-сопровождению процессов? У нас суд беспристрастный, и все же иногда, как в деле Голунова, на решение влияет привлечение общественности.
— Я за любое освещение. При огласке уже невозможно игнорировать явные нарушения, ходатайства защиты, принимать неправосудные решения.
— Но большинство юристов до сих пор считает, что огласка может навредить процессу, что судьи не любят, когда на заседания приходит пресса и что резонанс может навредить процессу.
— Да, есть такое. Как раз в одном деле сейчас у меня конфликт с адвокатом второго обвиняемого. Я планирую “опубличить” все нарушения, а он не хочет огласки. Ну, вот по-тихому его подзащитного и отправят в тюрьму. Какой в этом смысл?
Тем более о какой беспристрастности может быть речь, если у нас 0,2% оправдательных приговоров. Это официальная статистика судебного департамента.
Всегда стараюсь нестандартно подходить к решению дел. Само по себе юридическое сопровождение не всегда работает, какие бы грамотные жалобы ты ни писал, судье плевать, следствию плевать. Им главное дело в суд направить.
— То есть зачастую нужны какие-то дополнительные шаманские танцы с бубном, чтобы было принято справедливое решение?
— Моё субъективное мнение, что да. И дело Голунова — тому пример.
Сейчас веду еще одно дело pro bono. Три года назад в Московской области ребенку на голову упал кирпич. Открытая черепно-мозговая травма, серьезные последствия. Год дело расследовалось в местном следственном комитете в Подмосковье. Потом видимо что-то предприняла управляющая компания, и дело внезапно переквалифицировали с ненадлежащего оказания услуг на причинение телесных повреждений из-за неосторожности.
Якобы кто-то мог выкинуть этот осколок из окна, у кого-то ремонт шел. Но фишка в том, что это торцевая сторона дома, там нет ни окон, ни балконов. И дело передают из следственного комитета в МВД. В МВД оно 2 года лежит глухарем, ничего по нему не делается. 2 года местный адвокат пишет жалобы куда можно, и везде ему отписки.
После звонка в приемную главы Следственного комитета за неделю Московская областная прокуратура передает дело обратно в Следственный комитет и переквалифицирует на более тяжкую статью. Причем передает не в местный следственный комитет, а в ГСУ Московской области. И там обещают, что до конца года дело уйдет в суд и виновные будут наказаны.
Фэнтези, экстрим и бездорожье
— Как восстанавливались после дела Голунова и как вообще боретесь со стрессом?
— Выспался и поехал на работу. Я привык к такому режиму еще со времен работы в полиции: спать по 4 часа, работать по 12 часов в сутки, работать в выходные - это моя норма.
По поводу борьбы со стрессом приведу пример. Недавно привлек к одному делу с мошенничеством по бездокументарным акциям коллегу-цивилиста, который в уголовке вообще не участвует. Нашего подзащитного заключили под стражу, мы обжаловали решение в Мособлсуде, но нам отказали и оставили в силе решение городского суда. И вот мы едем из Мособлсуда по МКАДу, настроение подавленное. Коллега за рулем кипит возмущением, и тут его прорывает: «Как же так, судья нас не слышит, тут же очевидно, что он невиновен». Потом меня спрашивает: «Ты же постоянно во всем этом варишься, как ты с этим миришься? Пьешь, наверное?».
На самом деле не пью. Люблю экстремальный туризм. Походы, погонять по бездорожью. Сериалы. “Игру престолов” вот досмотрел. Сейчас жду, когда “Ведьмак” выйдет. Кстати, терпеть не могу юридические сериалы. Хочется чего-то такого, чтобы от нашей реальности переключиться. Мне коллеги говорят: «посмотри Форс-мажоры». Но нет, не хочу даже начинать.
— Какое свое дело вы считаете самым важным на данный момент?
— Пожалуй, три дела. Первое — дело с падением кирпича на ребенка, второе — дело бабушки, которой помог избежать СИЗО. И третье дело, в котором я представляю интересы ребенка, который стал жертвой педофила (сына депутата).
— То есть не Голунова, а эти три дела, связанные с обычными людьми?
— Да. Если честно, меня коробит, что все меня знают только как защитника Голунова.
Вообще мое основное направление — экономические и должностные составы. Только сейчас с этим правозащитным ореолом ко мне реже обращаются по этим вопросам. В таких делах нужна тишина. А у меня репутация скандалиста, который входит в дело и все там разносит. Такова обратная сторона громких дел.
Сейчас пишу книгу для одного издательства. Про Голунова в ней будет одна глава.
Биография:
Дмитрий Джулай, 32 года, окончил Мурманский Государственный Технический Университет, адвокат Адвокатской палаты г. Москва. Профессиональный путь начал со службы в органах МВД в должности следователя, работал следователем отдела по расследованию организованной преступной деятельности в сфере экономики и преступлений против государственной власти Следственного Управления одного из субъектов Российской Федерации.
---- Нина Данилина для PLATFORMA Media
Хотите рассказать свою историю успеха, заявить о себе на аудиторию в 40 тыс человек? Есть уникальный кейс по продвижению юридических услуг? Пишите нам на press@platforma-online.ru. Самые интересные истории будут опубликованы на PLATFORMA Media.
